ИНТЕРВЬЮ С ОЛДИ

         Помните, в одном из эпизодов знаменитого фильма "В бой идут одни "старики"" Маэстро рассказывает о песнях разных народов. "Величавые сибирские:", "быстрые, как горная лавина, грузинские:", "певучие украинские:"
         Певучие, мягкие, затягивающие: Это я уже не о песнях, а о книгах. О книгах замечательного харьковского дуэта, работающего под псевдонимом Г.Л.Олди.
         Есть писатели, которые не нуждаются в представлении. Просто, скажите: Олди, и у каждого всплывает в памяти название любимой книги: "Рубеж" или "Кабирский цикл", "Мессия", "Шмагия" или несравненные "Песни". Или - все перечисленное, потому что настоящие любители фантастики не пропустят новинку от Олди, прочитают, и она им понравится. Я знаю - понравится.

( Вадим Панов )

И так, у нас в гостях Дмитрий Громов и Олег Ладыженский - знаменитые Олди!

- И первый вопрос: Как вы начали писать, как появились ОЛДИ? Что повлияло на изменение вами изначально выбранной профессии в сторону литературы?
- Ирреальный Генри Лайон Олди, эсквайр и джентльмен, родился отнюдь не на берегах туманного Альбиона, а в первой столице Украины, городе Харькове, 13-го ноября 1990-го года путем кесаревого сечения настоящих имен и фамилий авторов: Г(ромов)енри Ла(дыженский)йон ОЛ(ег) ДИ(ма). Именно тогда был написан первый совместный рассказ "Кино до гроба и..." - хотя личное знакомство "обеих составляющих" произошло существенно раньше.
          Впервые мы, тогда еще наивные восьмиклассники очень средних школ, познакомились в 1978 г., на занятиях литературной студии, которую оба посещали. Правда, тогда особого общения меж нами не состоялось, и через некоторое время будущие соавторы потеряли друг друга из виду. "Вторично познакомились", как и положено книжным червям, в школе каратэ. Олег, на сегодняшний день обладатель черного пояса II дана и "корочек" международной квалификации, тогда занимался всего три года и был инструктором-стажером (помощником) у сэнсея, к которому пришел заниматься Дмитрий в группу первого года. Это было в 1985 г. Вскоре выяснилось, что Олег вдобавок режиссер-руководитель театральной студии "Пеликан" -- и начинающий автор Громов пришел на репетицию. Пьесу свою принес. Фантастическую. С многообещающим названием "Двое с Земли". Пьеса была раскритикована и к постановке не принята, зато в "Пеликане" на одного актера стало больше. И какого: у Дмитрия за плечами изрядный послужной список: ведущие роли в спектаклях "Обыкновенное чудо" Шварца, "Жажда над ручьем" Эдлиса, "Трудно быть богом" братьев Стругацких, "Автобус" Стратиева...
          Зато грозный режиссер время от времени таскал у лицедея-приятеля его творения -- почитать. Шли споры, похвалы мешались с замечаниями... Потом, с разрешения автора, пара рассказов была крепко отредактирована. Вот теперь настал черед Громова ругаться и не соглашаться. В конце концов решили попробовать писать вместе (Олег Ладыженский к тому времени уже давно писал стихи и театральные инсценировки). Результат понравился обоим - вот с тех пор и пишем вместе.
          Будем банальны: солдат, который не мечтает стать генералом, не выбьется и в сержанты. Нормальный автор обычно уверен: написанное им если не гениально, то, по крайней мере, талантливо. И тем не менее: бросить работу (театр и НИИОХИМ), отказаться от источника постоянного дохода ради писательства, -- а рядом жены, дети… Конечно, в большой мере это была авантюра. Но по-другому не получалось. Помните, как Лазарю сказали: "Встань и иди"? Никто не спрашивал, хочется ли этому трупу вставать, или он уже мирно упокоился... Довольно долго наше писательство иначе, чем хобби с примесью безумия, назвать было нельзя. Мы начали писать вместе с 1990 года, а первая сольная авторская книга, выпущенная новосибирским (!) издательством "Полиграфист" в барнаульской (!) типографии, вышла у нас как раз под Новый Год с 1995-го на 1996-ой. Выводы делайте сами. Другое дело, что мы искренне благодарим близких людей и в первую очередь - наших жен за поддержку в эти годы -- без их помощи можно было и сломаться.
          Вот так и сложилось: не Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, а Генри Лайон Олди, ожившая литературная мистификация. Ибо, когда у нас возникла перспектива серьезной публикации, сразу же пришлось задуматься над тем, чтобы читатель хорошо запоминал авторов. Неплохо быть Кингом - коротко и звучно. А вот Войскунского и Лукодьянова - извините, пока запомнишь... Иное дело Стругацкие - хорошо запоминаются, потому что братья. Или же супруги Дяченко, отец и сын Абрамовы... А мы не братья, не супруги, не отец и сын; и даже не "человек человеку - волк". Поэтому решили взять какой-нибудь краткий псевдоним. Составили анаграмму из имен - вот и получился Олди. Правда, после этого вспух издатель: где инициалы?! - иначе не писатель выходит, а собачья кличка. Мы-то шли в одном сборнике с Каттнером и Говардом, и без инициалов - как без галстука! Мы взяли первые буквы наших фамилий - вот вам и Г. Л. Олди. Ну а когда издатель совсем задолбал, требуя выдумать нормальное "Ф. И. О.", мы на основе опорных букв наших фамилий составили имя - Генри Лайон. Ах, если б знать, во что это выльется... Олди-то запомнился, литературная мистификация пошла в полный рост, начались досужие сплетни: кто такой, откуда взялся? Если иностранец - почему цитирует Гумилева?.. Ушлый англичанин сэр Генри помалкивал, народ бурлил, а книги пописывались и почитывались. Со временем мосты сами по себе сгорели, да и издатели-читатели привыкли. Склонять начали: "Олдя, Олдей, Олдями..." Однажды, когда Дмитрий Громов брел себе в одиночестве, за спиной послышалось:
          - Гляди, ребята, Олдь пошел!
          А ведь пошел...
          Как удачно выразился один из искренних почитателей творчества сэра Олди, приславший письмо из вечного города Иерусалима: "...видимо, пришла пора и Харькову, а то и про Назарет говорили, что ничего толкового из него выйти не может".

- Не бывает абсолютно одинаковых людей, с одинаковыми взглядами, предпочтениями, поступками. Тем не менее, для написания произведения в соавторстве необходимо больше общего, чем противоположного - или наоборот?
- Мы люди очень разные, с разными вкусами, причем практически во всем: в пище, в музыке, в одежде, в любимых фильмах и так далее. Хотя как раз по книгам у нас обычно вкусы сходятся. И метод мышления у нас немножко разный. Cамое главное -- не начать отстаивать свою единственно правильную точку зрения, а понять точку зрения соавтора и найти что-то интересное там, где они пересекаются. Чтобы получился стереоскопический эффект. Если бы мы были изрядно похожи, не имело бы смысла писать в соавторстве. Но и жесткие споры или разногласия ни к чему продуктивному привести не могут. Тут напрашивается пример из области боевых искусств, которыми мы оба занимаемся уже более 20 лет. Если постоянно работать жестко, то человек становится инвалидом через два года подобных занятий: у него разбиты руки, голова, сломаны кости и т. д. Чем старше становишься, тем больше ценишь мягкость. Мягкость бывает невероятно разрушительна, как ни одна из жесткостей. Цунами - "мягкая вода". Сносит все! Оползень - это мягкость, он течет и погребает под собой. Цунами и оползень с двух сторон - они перемешаются, а не уничтожат друг друга. У нас скорее это мягкое сопротивление, которое приводит к синтезу.
          Первые полгода совместной работы у нас был период притирки. За это время мы научились не попадать пальцами в болевые точки друг друга, чувствовать ту фразу, эпизод, тенденцию, которые человеку действительно дороги, - в то время как некоторыми менее существенными мелочами человек может пожертвовать, согласиться: да, это, наверное, стоит переделать. Поначалу спорили очень много, но продуктивно. То есть, это был как раз тот случай, когда в споре рождалась если не истина, то новый рассказ. Сейчас тоже спорим, но уже не так ожесточенно. И спокойно правим друг друга, не советуясь. Нет необходимости. Сами знаем, что можно править, а что нельзя.
          Нельзя сказать, что писать вдвоем сложнее или проще, чем одному. Просто это происходит по-другому. Вдвоем мы можем подробнее обсудить какую-то сложную тему, проще ведем полифонию. Нам так удобнее работать над книгой. Вспомните тех же супругов Дяченко, братьев Стругацких, отца и сына Абрамовых... Хотя периодически пишем и сольные вещи: Олег, в основном, - стихи, Дмитрий - повести и рассказы.
          Олди - не просто сумма двух составляющих. Это некое третье качество. Иначе не стоило бы огород городить.

- Вы пишите скорее для себя, или для читателей?
- Когда пишешь, нельзя думать о читателе. Категорически. Даже если кому-то наши слова покажутся обидными. Нельзя его представлять, пытаться сориентироваться на чьи-то вкусы или потребности. Главное, чтобы тебе самому было интересно. Чтобы бередило, трепало, не позволяло отвлекаться, выходить наружу и прикидывать, кому понравится, а кому - нет. Вот когда закончишь текст, сделаешь все правки и поставишь последнюю точку - можешь думать о чем угодно. Мы пишем действительно для себя, не подравнивая-подчищая под гипотетического читателя. И портрет этого среднестатистического читателя нарисовать не сумеем: как соединить во что-то единообразное профессора физики семидесяти лет, юного студента, ролевика-толкиниста с "хвостом" на затылке и доктора филологических наук, который в звании подполковника преподает в университете МВД?! А ведь это только четыре примера, взятых наугад из числа знакомых!..
          Приведем всего два примера читательских мнений по поводу одной и той же книги (саму книгу называть не будем, ибо такой разброс характерен для любой):
          "Я очень разочарован этой книгой. Это был большой удар для меня и моих друзей..."
          "Первое впечатление словами не передать: действительно что-то новое, как вспышка озарения, как удар молнии - свежий и неожиданный..."
          И как после этого предложите нам представлять Его Величество Читателя?!

- Как возникают идеи для книг, появляются образы героев? Вы их придумываете "с нуля", или прототипами становятся реальные люди и случаи?
- Как ответил на этот вопрос наш добрый приятель, Анджей Сапковский, этой весной в Киеве: "Талант, батенька!" Мы же, как правило, отвечаем следующее: если бы мы знали место, откуда берутся идеи и пр., мы бы его запатентовали, стали богаче Билла Гейтса и никогда не писали бы никаких книг.
          У наших героев, как правило, нет конкретных однозначных прототипов. Мы не берем реального человека и не переносим его на страницы книги, пусть даже слегка изменив внешность или характер. Разумеется, какие-то отдельные черты характера, внешности, поведения, характерные словечки, жесты и так далее мы "подсматриваем" в реальной жизни, у реальных людей. Но это - лишь отдельные черты, а не "слепки личностей". Так что в итоге персонажи у нас получаются "синтетические". И даже если кто-то "узнает" в них себя или своих знакомых - это лишь иллюзия. На самом деле, более или менее полных прототипов наших героев не существует. А если где-то и существуют -- то мы с ними не знакомы.
          Главное: в каждом герое, в каждом персонаже, от главных до третьестепенных, есть частица автора. Лепим из себя, из собственных ощущений, впечатлений, мировоззрения, мыслей и настроений. Но в чистом виде, чтоб совсем "как мы" -- для этого надо собрать ВСЕХ персонажей ВСЕХ книг воедино и отсеять лишнее. А за такой титанический труд даже мы-любимые не возьмемся.

- Итак, идея появилась... а дальше? Каким образом произведение обретает свою плоть?
- Работаем мы примерно так. Поначалу рождается идея. Естественно, не у двоих сразу, а у кого-то одного. Hекоторое время оная идея обдумывается, и когда она приходит в выразимое словами состояние, то тот, кому она пришла в голову, приходит ко второму соавтору с бутылкой вина (двумя бутылками пива, джин-тоника, кока-колы -- но ни в коем случае не водки или коньяка!) и излагает. После чего начинается долгий треп. Идея развивается, отсекаются побочные варианты, что-то меняется, возникают зачатки сюжета... Спорим много, но каждый раз довольно быстро находим устраивающее обоих решение. Генераторами идей и скептиками выступаем оба по очереди, довольно спонтанно. Весь этот треп может продолжаться от недели (минимум; это бывает редко) до двух месяцев (максимум; это бывает чаще). Hо в большинстве случаев на обговаривание новой вещи уходит месяц. Повторимся: на обговаривание между собой. О сборе материала говорить долго, как долго он, родимый, и собирается. Иногда -- годы. Поэтому вернемся к конкретному процессу создания текста, и решим, что материал уже собран. То есть, когда сформировались фантастическая, философская и моральная концепции, стал более или менее ясен сюжет, определились основные и часть второстепенных персонажей, -- начинается дележка.
          Она проходит довольно просто: "Я хочу писать вот эту главу (часть, фрагмент)!" "А я - эту!" Все сугубо добровольно. "Вырывания из рук" или отказов писать какой-то кусок не бывает. Hикогда. Если повествование идет от разных персонажей, то каждый берет себе одного (двух) и пишет от их лица. При этом некоторые индивидуальные черты авторского языка и мышления передаются герою, а поскольку мы люди довольно разные, то и персонажи у нас разные получаются. И это, наверное, хорошо. Так, к примеру, было в "Сумерках мира". Дмитрий писал Солли, а Олег - Сигурда. Или "Маг в Законе", когда за Олегом были Рашель и Федор, а за Дмитрием - Друц и Акулька. Впрочем, это относительно, потому что мы регулярно лазаем друг к дружке в... э-э... в куски. И меняем, переставляем, чистим...
          Когда заканчиваем фрагменты -- обмениваемся, читаем каждый, что написал другой, правим (стилистику, опечатки, ляпы), стыкуем, снова берем по куску и пишем дальше. Когда закончен большой кусок (часть, книга романа) - делаем дня на три перерыв в написании нового, распечатываем текст на принтере и еще раз оба вычитываем, вылавливая пропущенные ранее огрехи. Параллельно более подробно обговариваем следующий кусок. И снова садимся писать. Вышеуказанные процедуры повторяются достаточно регулярно до конца романа. Работаем обычно пять (редко - шесть) дней в неделю. Воскресенье - выходной всегда, суббота - как правило.
          Когда роман закончен, мы вносим последние исправления, делаем "получистовую" распечатку и еще раз оба ее вычитываем. Снова правим (сокращаем лишние абзацы и фразы, подбираем ляпы, опечатки и т. п.) - после чего делается уже чистовая распечатка. Которая обычно тоже вычитыватся (быть может, чуть более бегло, поскольку к тому времени уже порядком надоедает читать одно и то же по десятому-двенадцатому разу подряд -- пусть даже и себя, любимых!) - вылавливаются последние "блохи" -- и текст можно предлагать издателям. Вот так и работаем.
          Да, кстати, когда мы пишем один роман, у нас в голове обычно висят полуоформившиеся идеи на еще одно-два-три произведения. Hе все они получают в итоге развитие -- но что-то впоследствии реализуется.

- В ваших произведениях зачастую присутствует переплетение философских взглядов с динамическим сюжетом боевика. С чем связано подобное объединение и что, по вашему мнению, все же должно нести основную нагрузку?
- Для этого переплетения мы в свое время придумали название, характеризующее нашу манеру работать: "философский боевик". Поскольку сами придумали, - критики термин позаимствовали позднее -- то и смысл вкладываем также свой. Если вкратце: совмещение динамики внешнего сюжета (интрига, "приключения тела", событийный ряд, сюжетность, поведение героев) с динамикой внутреннего изменения концепции (психология героев, изменение их характеров, взаимоотношений, мироосмысление, идейно-концептуальный стержень). Или еще короче: совмещение противоположностей, которые, как известно, и без нас близки. Основную нагрузку не смещаем: оба начала, внешнее и внутреннее, должны сливаться и взаимодополняться. Иначе можем получить либо тупой зубодробительный "экшн", либо нудноватый философский трактат. К тому же, изменения в душах и характерах героев, как правило, происходят в результате ряда внешних событий; но и изменить что-то во внешнем мире герой зачастую может, лишь изменившись сам. Так что одно без другого - никак.
          А уж как у нас получается соблюдать сей баланс на практике - судить не нам.
          Мы не изобретаем ходов. Форм. Нового. Это не кокетство, это так и есть. Нам кажется: все, ЧТО мы говорим, и то, КАК мы это говорим, лежит на самой поверхности. Очевидно. Крайне интересно (как минимум, для нас). Очень болезненно (иначе незачем огород городить). Взаимосвязано с днем сегодняшним, вчерашним и позавчерашним, а также, наверное, завтрашним и послезавтрашним - хотя в последнем можем и ошибаться. Как, впрочем, и во всем остальном.
          С самого начала издатели, критики и даже некоторые собратья по перу говорили нам: "Парни, вы сошли с ума! Ваши тексты заинтересуют десяток-другой высоколобых эстетов!" Рекомендовали упростить, адаптировать, изложить развесистей и популярней. В свое время мы сказали вслух, что собираемся доказать издателям: читатель вовсе не так глуп, как его хотят представить! Доказали. Оказывается, можно разговаривать всерьез, о вещах сложных, о материях странных. А не только щекотать нервы очередным квестом, состоящим из глаголов и существительных: "Файербол ударил в стену рядом с ухом. Он отпрыгнул, покатился по земле, выдергивая меч из ножен. Трое злыдней укусили его за ягодицу. Было больно."
          В своих книгах мы говорим о том, что интересно нам самим. Тем языком, какой устраивает нас. Пишем те книги, которые с удовольствием прочитали бы сами, отыщись они где-нибудь. И искренне счастливы, что находится достаточно большое число собеседников, кого трогают эти проблемы, кому понятен такой язык.

- В ваших последних работах ощущаются некоторое изменение стиля, поднимаются другие аспекты... С чем связаны подобные перемены, или, возможно, правильнее было бы сказать - поиски?
- На самом деле мы уже сместились, обратились, повертелись и теперь смещаемся опять в новую сторону. Но об этом позже. Видимо, дело в следующем: мы терпеть не можем застывшего состояния. Прямых бесконечных продолжений популярной книги, "машинного доения темы". Да, колея - штука хлебная и удобная, там спокойно и приятно. Но нам становится скучно.
          Примерно лет пять назад мы вдруг почувствовали, что за Олдями прочно закрепилась определенная ниша - этаких мифотворцев, в декорациях различных мифологий ставящих костюмированные, яркие спектакли. Косяком шли письма: "Ацтеки! Чукчи! Египет! "Манас" с "Джангаром" ждут вас!" На самом деле, в "Черном Баламуте" или "Одиссее..." социального было не меньше, чем в любой из последних наших книг, они насквозь были социальны, равно как "личностны" - но через призму истории и мифологии это не всегда и не всеми замечалось. И у нас возникла острейшая потребность вырваться из сложившегося круга, ограничить "фантастичность", костюмированность текстов до минимума, на своей шкуре попробовать новые формы, новые приемы и методы. На первый план вышло осознание того, что "механизм функционирования души человеческой" - он стократ важнее луковых одежек антуража, в которые душа порой рядится, порой остается в штанах и рубахе, а бывает, что и торчит на площади нагишом, ежась от холода и нескромных взглядов.
          Да, мы прекрасно понимали, что это снизит тиражи и отпугнет часть народа. К сожалению, есть целый ряд прекрасных собеседников - тонких, умных, чувствующих и переживающих - но им отказывает зрение, если спектакль не костюмированный. Такая вот "куриная слепота". Одень мысль в доспех или камзол, дай ей шпагу или посох - все чудесно. Но если мысль или чувство одеты, как мы с вами... Если это камерный спектакль, когда на сцене два стула и стол, актеры в будничных костюмах, и хочется говорить на полутонах, не повышая голоса и отпустив осветителя со звукооператором пить водку, если разговор "кожа к коже", без посредников: Его Величества Антуража, Их Высочеств Экшна и Драйва, Светлейшего Князя Сюжетинского и прочих высокопоставленных особ... А уж эксперименты с формой подачи материала и вовсе не поощряются любителями многотомных саг. Что ж, мы знали, на что идем. Предложение изменений - риск однозначный.
          Несколько лет экспериментов, когда нет возможности спрятаться за яркой одеждой, динамичными "приключениями тела" или экстравагантным антуражем. Фарс, трагифарс, музыкальная драма, пьеса-одноактовка. Вместо больших романов - средняя и малая форма. Поиск неожиданных (в первую очередь для нас самих) состояний, взаимоотношений, прорисовки героев... "Где отец твой, Адам?", "Ваш выход", "Орден Святого Бестселлера", "Шутиха", "Давно, усталый раб...", "Вторые руки", "Шмагия", "Пентакль"... Постоянная игра со словом, смыслом, вторыми и третьими планами, "разговор на полную катушку", - хорошо или плохо, судить не нам. Другое дело, что нам кажется: на этом поле мы очень много нашли. Не знаем, что кажется читателю -- читатель разный, и взгляды у него разные. Вот, по выходу романа "Шутиха" один написал: "Стеб и беспроблемность!", а другой: "Серьезная, суровая и, главное, очень своевременная книга". Кому верить? - себе. Делай, что должен, и будь что будет.
          Мы пишем то, что хотим, и так, как хотим. Иначе у нас не получается. Лабрюйер сказал: "Книга - зеркало. Если в нее заглянет баран, трудно надеяться, что обратно выглянет ангел". Возможно, новые Олди многих не устроили. Но иначе мы не могли -- остаться в прежних, популярных и востребованных рамках, для нас значило заплесневеть, утонуть в автоштампах и почить на лаврах, покрываясь тяжкой бронзой. Это скучно. Это смерть. А мы живые люди. И, наконец, решив за эти годы поставленные перед собой задачи, мы опять -- хотелось бы верить, что на новом витке - вернулись к "зрелищным" постановкам. Но ни в коем случае не на "круги своя" и не "дважды в одну реку". Теперь нам чертовски интересно, можно ли совместить прежний багаж и новые наработки. Опять - поиск. Планов "громадьё", от эпической фэнтези до космической оперы, от балаганного гротеска до сурового реализма. Но по-прежнему для нас было, есть и останется наилучшей похвалой - письмо от неизвестного читателя, комплимент или ворчание, лишь бы оно начиналось со слов: "Как всегда, неожиданно..." И по-прежнему единственным критерием, позволяющим отдать книгу в печать - отсутствие стыда перед самими собой за сделанное. Искали, нашли, сделали, что могли - пусть другие найдут больше и лучше.

- Конечно, для писателей каждое написанное произведение является особенным. Но есть ли среди ваших работ такое, которое вы бы выделили отдельно? (К примеру, что-либо особенное повлияло на его написание, или при его написании что-либо произошло, или после...)
- Выделить любимое, или самое разособенное произведение - то же самое, что выделить любимую (или самую особенную) часть тела. Оно вский раз - разное. И каждое по-своему - особенное. Добавим лишь, что пристрастия автора тут обычно не совпадают с популярностью у читателя.
          А вообще, при написании каждой, абсолютно каждой книги Олди происходит самое особенное, что только может быть на свете - идет наша жизнь.

- Просачиваются ли вымышленные ваши персонажи в вашу повседневную жизнь? "Их" взгляды, поступки...
- Почему "просачиваются"? Они здесь, целиком и полностью, даже если кому-то кажется, что один - в Древней Греции, а второй - в средневековой Европе. Здесь они живут, здесь воплощаются, здесь и сейчас. Если, конечно, уметь не только смотреть, но и видеть. Зачем и им, и нам уходить даже в «собственноручно» придуманный мир? Чтобы отрезать себя от Вийона и Басё, Гумилева и Эренбурга, Гойи и Рембрандта, любимых, друзей, детей? Нет уж. Мы - и персонажи, в которых обязательно есть частица нас - лучше уж будем жить здесь. Чего и вам искренне желаем.

- Вы неоднократно используете для произведений образы и сюжеты, имеющие непосредственную связь с мифологией. С чем это связано?
- Мы не "осваиваем мифологии", переводя их на доступный адаптированный язык, как почему-то считают некоторые. Мы пишем о людях (или нелюдях, но в итоге - все равно о людях). О том, что нам интересно. Что цепляет. Мешает спать. И всякий раз, говоря о людях, мы просто ставим их в тот или иной контекст: греческая трагедия, китайская бытовая повесть, индийская эпопея... Европейская городская сказка, наконец. Мы не выворачиваем мифы наизнанку. Это крайне ложная посылка. Тогда выворачивает мифы художник, рисуя Венеру или Адониса; выворачивает скульптор, изваявший Давида или Пана; выворачивает драматург, написавший пьесу "Троянской войны не будет". Но точно так же мы не пересказываем мифы "простым и доступным языком". Есть такая хитромудрая штука: знаковость культуры. Когда частное вдруг становится общим. Мы живем в мифологии, которую наивно полагаем историей, наше мышление насквозь мифологично - отсюда, наверное, и желание провести внутренние параллели. Говоря о юноше, оторванном от молодой жены и загнанном на абсолютно бессмысленную войну - говорить об Одиссее. Говоря о предназначении, о выборе, который сделан не тобой и за тебя - говорить о Геракле. Размышляя о нечеловеческой эре Закона, о ее расцвете, существовании и страшной гибели - вспомнить битву на Поле Куру. А разве не миф все третьесортные космо-оперы? - вечный миф о встречах с нечеловеческими существами и героических баталиях на черных, неизведанных просторах...

- После написания произведения, что чаще всего преобладает: радость от завершения начатого, или грусть, когда процесс написания закончен и приходится покидать мир, который уже не требует доработки?
- В конце работы над книгой мы чувствуем радость и усталость. Примерно в равных пропорциях. Опустошения, хвала небесам, пока не чувствуем - как правило, в голове уже скачет ряд историй, которые непременно надо будет со временем рассказать.

- Всегда ли ваши произведения выглядят по завершении написания такими, как были задуманы изначально? Или в процессе написания они могут претерпевать существенные изменения?
- Когда мы работаем над книгой, мы хорошо и подробно знаем ее структуру и финал СТРАТЕГИЧЕСКИ. Концептуально, идейно, на уровне ощущений и эмоций; мы знаем, чем хотим закончить этот конкретный разговор, чтоб достичь цели, явно в разговоре не присутствующей. Частично мы знаем финал ТАКТИЧЕСКИЙ: сюжетный, действенный, событийный. Но он может в рамках заранее известной стратегии относительно меняться во время работы. На наш взгляд, если не определить заранее стратегию - ради чего ведется разговор, о чем не говорится в тексте на уровне сюжета, но говорится на уровне подтекста; цель и смысл! - то как ни крути меняющуюся тактику, текст выйдет плоским. Впрочем, это наше, личное.
          Иногда это предварительное ощущение будущего текста подтверждается, а иногда частично опровергается. Бывает, что от уже написанных судеб в конечном итоге остается одна-две страницы, а все остальное кардинально меняется. Бывает наоборот: большинство предощущений в конце подтверждаются. Хотя чаще судьбы героев совпадают с задумкой (опять же - стратегически, на уровне идей и концепций), как в джазовой импровизации все-таки сохраняется тема, пусть на глубинном и малозаметном уровне.
          Все-таки не зная судьбы заранее, не знаешь финала. А не ощущая финала, его дыхания, его кульминации, еще в самом начале работы, теряешь внутренний темп, кураж.

- Не бывает ли такого, что вы склонны видеть продолжение начатого романа по-разному? Как вы выходите из подобных ситуаций?
- Мы обсуждаем базовое, концептуальное и композиционное построение будущей книги заранее. И не меняем коней на переправе. А то, что многие вещи мы видим по-разному - к лучшему. В спорах рождается истина, в музыке хороша полифония, а бинокулярное зрение объемней монокулярного.

Ваши герои, так или иначе, но пытаются изменить окружающий их мир. А надо ли это?
Меняя мир, герои меняют себя. И чаще - именно себя, нежели мир.
          Героям это надо.
          Другим - не надо.

- Какие планы на будущее? Есть ли заготовки нового произведения? Если да, то не могли бы вы приоткрыть полог тайны -- что это будет?
- Сейчас (и довольно давно) работаем над увесистым романом из цикла "Фэнтези". Это тот же цикл, куда входят уже изданные роман "Шмагия" и рассказы из "Архивов Надзора Семерых". С одной стороны, написать осталось примерно четверть; с другой стороны, это самая сложная четверть, и потом надо будет долго заниматься авторской редактурой и доработкой книги. Так что о сроках ничего не скажем. И о названии романа ничего не скажем: оно уже трижды менялось в процессе работы, и мы опасаемся, что после публичного оглашения оно поменяется в четвертый раз. Можем лишь сказать, что авантюрно-детективный роман в процессе расследования мало-помалу превращается в роман производственный, посвященный нелегкому научному труду магов Реттии, доброжелательной общине некромантов и любви, умершей давным-давно, а потому - бессмертной.

На этом интервью с творческим тандемом ОЛДИ завершено. А нам лишь остается ждать новых обещанных произведений писателей.

( Интервью проведено: Lentrall )